помните ли вы тот момент, когда впервые осознали, что смертны?

кан помнил. помнил оглушительный рев сирен, разрезающих холодный октябрьский воздух, видел испуганные глаза проходящих мимо зевак и слышал тихие всхлипывания и перешептывания у себя за спиной, пока его мать лежала лицом на мокром асфальте, а теплая, словно искусственная, кровь растеклась неровным мокрым пятном под ее неестественно перекошенным от падения с высоты телом.

помните ли тот день, в который почувствовали к себе отвращение большее, чем были в состоянии вынести?

кан и это помнил. это случилось после того, как он впервые зашел в общественный туалет на пересечении двух портовых улочек для того, чтобы опуститься на колени в чужую мочу и отсосать какому-то офисному планктону, незнакомцу, возможно даже семьянину за каких-то жалких 10000 вон, ну или конечно за бургер, он тогда очень любил бургеры.

помните ли момент, в котором впервые жалели себя, осознавая, как сильно вам тупо не повезло.

конечно же кан помнил. он забился в самый угол темной, раскрашенной непристойными граффити на стенах комнаты. запах, который там стоял, вынести было практически невозможно. героиновые наркоманы вообще пахнут по-особенному, их пот имеет такой диапазон ароматов, что человеку далекому от этого наверняка станет плохо. завернутый в замызганный, дырявый плед он крепко сжимал в маленькой ладошке кусок острого пластика, который нашел на стройке неподалеку. прислушивался к тихим стонам, хрипам и голосам, боясь сомкнуть глаза даже на секунду, боясь заснуть, надеясь просто пережить эту январскую ночь. тогда ему действительно было жаль себя, а еще отвратительно страшно.

помните ли секунду, в которой стыдились своих поступков до крика, до хрипоты, до слез.

сонкан и тут преуспел, поверьте. он помнил, как бешено колотилось его сердце, ноги несли его быстрее ветра, а адреналин подхлестывал и, казалось, действовал словно закись азота в спортивной тачке. скрывшись за углом, он старался отдышаться кажется целую вечность, приходя в себя и крепко сжимая в ладони бесценную добычу — красивый цвета бордо кожаный кошелек с надписью moschino. он знать не знал, что это значит, его интересовало лишь само его содержимое. несколько крупных банкнот, водительское удостоверение, парочка дисконтных карт и фотография маленького мальчика, так сильно похожего на него самого. тогда кан долго вглядывался в лицо неизвестного ему ребенка, крутил и вертел фотографию в неопрятных пальцах, пытаясь представить, какой жизнью тот живет, что ест на ужин, как пахнут его простыни и в какую школу он ходит. старался понять, как загадать желание и поменяться местами с этим другим мальчиком, хотя бы на миг, хотя бы на один гребаный день. он выкинул тот кошелек в реку, но фотографию оставил. на украденные деньги он купил немного еды себе и вечно голодному серому в разномастные полоски коту, крутящемуся возле доков, думая о том, что еще никогда ему не было настолько стыдно просто есть.

помните ли то одно мгновение, когда впервые захотели выбрать смерть, вместо жизни?

кан хотел бы забыть. тогда он больше не боялся, не стеснялся и даже не думал. его давно уже вырвало под себя от шока, слезы смешались с кровью, боль в раздробленном колене была такой, что в ушах стоял гул, а сознание, казалось, возвращалось к нему лишь временно, чтобы напомнить, что он все еще должен бороться за жизнь. но он не хотел, это был один единственный раз, когда он готов был сдаться. он не знал, за что именно эти подростки издевались над ним, почему били его металлической трубой по ногам и животу, зачем выследили его в потемках за гаражами — видимо какие-то территориальные распри, может он украл что-то не у того человека, не в том районе? он не знал, но помнить этот день он будет всегда.

помните ли день, в который вновь почувствовали себя живым, нужным, любимым?

он никогда этого не забудет. он помнил, как спустя год ситуация повторилась, но на этот раз он хотел жить. его пальцы навсегда сохранят в себе воспоминания теплой рукоятки ножа, которым в этот раз он смог воспользоваться. его глаза будут раз за разом в кошмарах прокручивать этот кадр, словно в старом кино, где он дает отпор своим мучителям, протыкая чужую кожу в районе живота. он помнит, как за всем этим следил молодой мужчина, тогда еще всего лишь капитан местной опг, как позвал его с собой поесть в ближайшее кафе с американской кухней — там была картошечка фри и кетчупом. как забрал к себе домой, отмыл и оставил ночевать в маленькой гостевой спальне. кан никогда не забудет, как впервые украл для него, а потом угнал машину, потом было первое вымогательство, затем похищение, пытка, а потом чуть поприятнее, выбивание долгов и даже покровительство. он помнил, как впервые открыл учебник, как научился читать, как решил свою первую задачу, как поступил в колледж, и все это только благодаря господину киму. не забудет он свою признательность, благодарность, 15 лет службы, за которые они вместе прошли через предательства, покушения, но и продвижения. не забудет совместные ужины, игры в блэкджек, пикники и гольф, воздушного змея на лужайке заднего двора, запах и вкус прохладного домашнего лимонада, а также ощущения почти отцовских объятий и взгляда полного заботы и доверия. не забудет, как спустя почти две декады стоит по правую руку от этого могущественного человека, которому обязан всем. не забудет, как согласился жениться на его младшей дочери, не представляя себе партии лучше. никогда не забудет, что впервые за много лет почувствовал, что у него есть семья, пусть строгая, опасная и беспрекословная, но за которую он будет стоять до последнего вздоха.

сонкан помнил все.

и все же всю свою сознательную жизнь в нем отчаянно боролись два противоречия. он так привык наблюдать за тем, как по его приказу час за часом у всех этих глупых идиотов стирают память, что это скорее походило на обыденность, чем на безумный прогресс цивилизации. он отчаянно искал в потухших глазах отголоски воспоминаний, но в них была лишь пустота, которая диким зверем искушала его, звала, подначивала. он столько раз представлял себя на их месте, облепленного электродами, подключенному к этой прекрасной машине, стирающей всю ту бесконечную рвущую внутренности изнутри боль, что сбился со счету. он так жадно любовался этим процессом, что становилось дурно. но всегда та другая сущность, словно вторая голова мифической гидры рвалась наружу, одергивая, отрезвляя, напоминая о том, что только благодаря всему пережитому он сейчас стоит здесь, а не лежит разбухший где-то в грязном рове, что только благодаря этим воспоминаниям он все еще жив и дышит.

вот только всем было бы лучше, чтобы та первая часть победила.

— канни, не задерживайся сегодня, пожалуйстаааа

аккуратная женская ладонь тепло поглаживает по плечу, ей вторит такая же мягкая улыбка. невысокая девушка все еще в халате, отчего выглядит еще более уютно, чем обычно.

— я помню, джин, буду на месте без 15, вот увидишь

сонкан дарит мягкую улыбку в ответ, смотря на свою жену в отражении широкого зеркала. девушка ловко скользит пальцами к манжетам, поправляя, разглаживая, вынимает из одной из десятков коробочек изумрудные запонки с инициалами и бережно стягивает ими дорогую ткань.

— эти подходят лучше всего, даже не спорь

кан и не собирается, только не с ней. в вопросах стиля он давно уже отдал ей все лавры, отказываясь от любых преимуществ.

— как скажешь, я поехал, до вечера

сдержанный поцелуй в щеку, поглаживание подбородка, исчезающая за дверью спина.

кан садится на заднее сидение, пристегивается, потому что не смотря ни на что почему-то все еще хватается за свою фальшивую жизнь, и любезно, почти по-дружески заводит беседу с чаном, водителем.

по дороге в офис он по обыкновению задумывается о том, как могла бы повернуться вся его жизнь, если бы тем осенним утром он, загнанный в угол, испуганный, голодный, но все еще отчаянно сражающийся за жизнь, не дал бы отпор тем ублюдкам. если бы рука с зажатым в ней ножом дрогнула и не проткнула чужой живот вовремя, если бы свидетелем всего этого представления не стал тогда еще совсем молодой господин ким сун мин.

прекрасная жена, роскошный особняк в уютном, но престижном пригороде, милые приветливые соседи, роскошные приемы, поездки, шмотки и прочая лицемерная чушь. безусловно, все это бы растворилось в густой пустоте безнадежности и сухого отчаяния.

идеальная жизнь? чуть-чуть.

вот только надо ли джин знать о том, что в те долгие вечера, когда она спит одна, а у него не хватает внутренних ресурсов на составление ей компании, он остается в своей съемной квартире в центре, вероятнее всего отсасывая какому-то рандомному мальчишке? нет, не надо.

надо ли ей знать, чем именно он занимается? хм, можно, но не обязательно. да и давайте на чистоту, она умная девочка. расти в семье такого человека, как господин ким и не понимать, как именно он зарабатывает на жизнь невозможно. ходить в частную школу, иметь лучших учителей кореи, гувернанток, личного водителя, языковые школы, лондонский университет и вечеринку в стиле мтвишного sweet 16 и не знать, что твой отец как минимум нехеровый бандит, а половина пусана у него в кармане — мало вероятно. засыпать рядом с его самым верным солдатом, выдрессированным, послушным, преданным, которого он называет сыном и не понимать, что он заслужил все это не за красивые глаза и уж точно не за скрытые бухгалтерские таланты — исключено.

не замечать редких, но метких засохших багровых пятен на краях рубашек — умоляю.

он не опоздает на сегодняшний ужин, он обещал. кай и лекса — прекрасная интернациональная пара, живущая напротив, готовилась к этому вечеру почти месяц. кан обожает их покерные вечера, которые обязательно заканчиваются игрой в шарады, политическими спорами, дегустацией канадского виски и порой даже легким свингерским флиртом. особенно он любил покер, в котором он может применить свой основной талант — блеф.

лицемерие, амбициозность, деликатная социопатия, мания величия, честь, свобода, страсть — в нем намешано так много, что порой он все еще пытается понять, а есть ли там место для настоящей любви, дружбы, поддержки, заботы?

он старается слишком подолгу об этом не задумываться, ведь кто знает? если ответ на хотя бы один из этих вопросов окажется — да, то не дрогнет ли та самая рука с ножом? не упадет ли бутафорская маска на пол, оголяя задвинутые в угол, похороненные на самом дне человеческие чувства? не станет ли ему вновь больно, словно он все еще всего лишь человек?

он не знает, но предпочитает на всякий случай держаться подальше от тех, кто сможет открыть ему правду.